— Там пара кресел, — сообщил бесстрастный голос. — Советую пристегнуться.

Опустилась герметичная створка, и на покатом потолке загорелись неяркие лампы.

Ланс встал, огляделся. Увидел обещанные кресла, доковылял до них, сел и пристегнул ремень.

— Как-то ты слишком уж спокоен для похищенного политика, — сказал Хирт, устраиваясь рядом. — Как думаешь, будут требовать выкуп? Или просто изнасилуют?

— Хирт, говорю тебе, я понятия не имею, что происх…

Ланс прикусил язык — корабль рванул вверх с такой скоростью, что он вторично едва не потерял сознание. Металлическая стена перед глазами помутилась, изогнулась, желудок сжался, готовый извергнуть всё содержимое.

Что-то ударило в корпус, корабль качнулся. Долетели звуки выстрелов. Значит, они не в космосе… Но что за стрельба? Должно быть, таков был план Арвика. Не могли же вооруженные силы просто так отпустить «террористов» с похищенным генеральным секретарем!

Еще один удар, корабль завертелся. Ланс, нагнувшись вперед, сколько позволял ремень, открыл рот, и наружу хлынула рвота.

— Не бизнес-класс, да, — будто из другого мира долетал до него голос Хирта. — Но ребята стараются, не надо их так обижать. Скажите, что просто отравились на фуршете.

Чудовищная тряска, грохот. Наконец, брюхом корабль ударился о поверхность планеты, подпрыгнул, перевернулся…

— Не-е-ет, — простонал Ланс, повиснув вниз головой. Лужа рвоты превратилась в дождь из рвоты, льющийся на него одного под истерический хохот Хирта.

«Господи, позволь мне уже потерять это грёбаное сознание!» — взмолился мысленно Ланс.

Но Господь, похоже, был занят где-то на других фронтах.

Корабль лежал неподвижно. В заднюю дверь, через которую они сюда проникли, что-то ударило. Потом что-то зажужжало, лязгнуло, и сзади грянул солнечный свет.

— Что же теперь? — спросил Хирт. — Я весь трепещу в ожидании нового акта драмы. Кстати, кто автор? Ланс, или…

— Ну, это мы выясним, — отозвался чей-то голос.

Хирт замолчал. Послышались шаги, и человек в форме, обойдя обтекающего Ланса, встал перед ним. Посмотрел в глаза. Лицо незнакомое, а вот форма… Форма…

Браслет помог опознать — это была полицейская форма Иргила.

— Реввер, — пробормотал Хирт. — Ты-то здесь какого черта делаешь?

— А что мне оставалось? — развел руками майор. — Вы с этими журналистами разработали план, состоящий из одних дыр. А я ведь сразу говорил: если в плане нет тяжелой артиллерии, значит, план — дерьмо. — И, повернувшись вновь к Лансу, добавил: — Добро пожаловать в плен, господин генеральный секретарь. Вы ведь этого хотели, не так ли?

Ланс закрыл глаза.

Глава 34

— Вот что я называю по-настоящему успешной операцией!

— Ноль потерь, завод уничтожен, да еще и такой жирный трофей.

— Кое-кого, думаю, представят к награде.

— Мечтай-мечтай. Если и представят, так командира.

— А я разве сказал, что меня? Я просто к тому, что удачно слетали, вот и всё!

— А ну, позатыкались все на хрен в эфире! — перекрыл голоса рык Ирцарио.

В эфире сделалось тихо. Закрыв глаза, Ирцарио прислонился лбом к стеклу иллюминатора. Он стоял в одном из многочисленных пустующих отсеков большегруза и пытался справиться с собой. Получалось из рук вон плохо.

— Как ты? — раздался реальный, не из браслета голос Лейста.

Ирцарио закрыл глаза и с трудом подавил стон.

— Исчезни, — бросил он в ответ.

Лейст не исчез. Более того, он подошел ближе.

— Нашел в шкафчике у капитана. Ну, ты понял — у бывшего капитана. Хочешь?

Что-то в голосе Лейста настораживало. Ирцарио повернул голову. Лейст протягивал ему пустую на треть бутылку с виски или чем-то вроде этого. Вчитываться в этикетку не хотелось. Из горлышка разило спиртным, и этого было вполне достаточно.

Вот что не так с голосом. Лейст был пьян. Пусть не мертвецки, но взгляд затуманился. Ирцарио стиснул зубы. Что он ненавидел больше всего на свете, так это подобные вот этому «расслабления» на заданиях. Ничто еще не закончено. Они пока в открытом космосе, операция продолжается до возвращения на Гинопос, а это значит — полнейшая бдительность, абсолютная концентрация!

— Ну хочешь — доложи на меня, — вздохнул Лейст.

Хотел, да. Еще больше хотел прострелить грудину этому наземному выродку и наступить на рану. Раздавить его гребаное сердце, которое и так на ладан дышит.

— Дай сюда. — Ирцарио вырвал бутылку из руки Лейста, сделал несколько глотков и завинтил пробку. — Больше не получишь, пока не… Вообще.

Ирцарио ждал возражений, но Лейст лишь кивнул и опустился на пол, прислонившись спиной к стене. Это был, вероятно, грузовой отсек, в котором за каким-то хреном устроили иллюминатор. А так — ни стульев, ни столов, ни даже завалящей кушетки.

— Хочешь что-то спросить? — Лейст смотрел перед собой невидящим взглядом, обращенным в прошлое.

— Хочу, но не стану. Ответь сам, на что считаешь нужным.

Лейст покивал, размышляя. Потом сказал:

— Теперь, если их спросят, они скажут, что я — стрельнутый на всю голову ненавистник узоргов. Я не видел границы, не знал, где стоит остановиться, чтобы это не выглядело, как милосердие.

Ирцарио отвернулся, посмотрел в космическую черноту, испещренную точками звёзд. Далеко-далеко виднелось белёсое пятнышко Ваграна. В этот раз они шли другим маршрутом, берегли энергию. «Скачок» был грузовику под силу, но лишь один, судя по запасам энергии. Да и не хотелось бы бездарно спечь мозги стольким пленникам, два раза подряд преодолев скоростной рубеж. В трюмах сплошные работяги, которые, может, и в космос-то ни разу не вылетали.

— Ты всё сделал правильно, — заставил себя сказать Ирцарио. — Думаешь, та истеричка её вытащила?

В это он не верил. Слишком быстро произошел взрыв. Но хотелось услышать от Лейста хоть что-нибудь. Ведь этот сукин сын что-то думал тогда, что-то планировал. Неспроста ведь он отдал шлем, знал, что в нём — камера, фиксирующая весь ход операции. Он остался с Елари наедине — не просто ведь так, поцеловать напоследок бескровные губы.

— Там был еще парень, который пришел за ней. Здоровый. Шанс у них был. Скажем, я бы успел вытащить обеих раза три, если не четыре, но это — я.

Ирцарио скрипнул зубами. Надежда! Надежда — это унылая сука, которая вечно сидит где-то в темном углу и скулит, скулит. Ирцарио ненавидел надежду. То ли дело уверенность. В чем угодно: в победе или поражении. Оценил варианты, уверился и сделал всё, от тебя зависящее. Но вот когда не можешь сделать ничего…

— Возможно, тебе будет лучше знать, — говорил Лейст. — Хирт рассказал мне — по большому, правда, секрету — но сейчас самое время. Твои чувства к ней были не настоящими. Её спецом готовили, чтобы ты на неё запал. Подобрали тип лица, фигуру, изменили гормональный фон, подобрали феромоны… Ну, ты понимаешь. Задачей было — подобраться к Аргеною, убить его твоими руками.

Ирцарио усмехнулся. Невесело, но и без удивления. Почему-то все кругом всегда были уверены, что он, в случае чего, не задумываясь перешагнет через труп отца. И что сказать? Что все ошибались?

— Херня, — тихо сказал Ирцарио, сверля взглядом бесконечные глубины космоса. — Чувства не бывают настоящими или фальшивыми. Какая разница, что их вызывает? Я не узорг, чтобы задумываться над такими сложностями. Еще задолго до того, как мы перехватили тот корабль, где она была, меня всё задрало. Эти бесконечные скитания, бесконечные войны ради мечты — обрести землю. Отец как будто застрял мыслями где-то во времена рыцарей в сверкающих доспехах. Сегодня воевать ради земли — бред, такой же, как бороться с венерическими заболеваниями, пытаясь затрахать до смерти всех спидозников. И что, я один такой умный, до кого дошло? Думаешь, хотя бы Сонлер не понимает, что мы растянули собственное самоубийство на столетия? Да все, у кого есть хоть капля мозгов, давно сообразили, что нас поимели еще до зачатия, спустили в унитаз под названием «Гинопос». Мы должны воевать, должны ненавидеть узоргов, должны кончать в потолок от восторга, что нам повезло жить на таком охерительном космическом корабле. Мы слишком много всего должны. И всё, чего мне хотелось, — послать долг подальше хоть раз. — Ирцарио сделал еще пару глотков и убрал бутылку под форменную куртку. — Не будь её, я бы нашел другой повод сойти с ума. Эти твои феромоны лишь подтолкнули летящий с горы камень.